Хевдир растерян.

И кажется, смущен.

Он стоит со жменей шелковых цветов, не представляя, что именно с ними делать.

— Они умеют шить и вышивать. Собирать травы и составлять настои. Рисовать по шелку и… многое иное. Но это ничего не значит, ведь женщина слишком слаба, чтобы быть одной… — кажется, в моем голосе появляется злость, но я ничего не могу с собой поделать. — Даже если не-одной у нее быть не получается… не буду лгать, что на ярмарке нам будут рады, но… я не обманывала вашего человека. Нам и вправду нужна помощь…

— Что?

Он все-таки очнулся.

Бывает.

— Если мы явимся туда по отдельности, то… торговли не выйдет, — я протянула корзинку, в которую Урлак с немалым облегчением высыпал шелковое разноцветье. — Вам не дадут нормальной цены… а мы… говоря по правде, нет закона, запрещающего женщинам вести торгов, но…

— Всегда отыщется обходной путь, — он спрятал руки за спиной.

Недоверия поубавилось, но…

Пауза длилась.

И…

— Украшения, значит… травы…

— Идемте, — я развернулась, не сомневаясь, что гордость и любопытство помешают ему просто-напросто исчезнуть.

…раздражающий мужчина.

А с другой стороны после бывшего меня все мужчины раздражали.

В комнате, которую Кэед отвела под мастерскую, пахло сандалом. Тонкая палочка медленно тлела на нефритовой подставке.

Здесь было даже красиво.

Старые стены. Циновки. Раскрытая шкатулка и нить розового жемчуга, выглядывающая из нее.

Ленты-змеи.

Шелковые нити на подоле кимоно.

— Кэед обладает удивительным талантом…

…и ухом не повела, будто я говорю не о ней. Игла мелькает в пальцах серебряной искрой, и тончайшая нить ложится на шелковый лоскут тенью будущего рисунка.

И поза ее естественна, как и сосредоточенность, вот только… слишком правильно все, каждая складка на ее одежде — часть огромной картины, где доминирует алый дракон.

И восхищенный вздох — лучшее подтверждение моей правоты…

Хевдир не спешит входить.

И только ноздри раздуваются, а выражение лица такое… характерно-жадное… кажется, дракону не суждено будет увидеть ярмарку.

Урлак делает шаг.

И еще.

И игла замирает. А Кэед находит в себе силы поднять взгляд. Ее лицо, скрытое в полутьме, почти прекрасно. Веснушки тают, а черты становятся нежнее, прозрачней, будто передо мной сама зимняя дева…

…все же осенью меняется слишком многое.

— Эта ширма досталась мне вместе с домом, но в ужасающем состоянии…

…именно поэтому, пожалуй, была оставлена здесь. Знай матушка истинную ее цену…

— Кэед сумела восстановить…

— Невозможно.

Вот люблю мужчин за гибкость мышления… если сказано, что невозможно, значит, так оно и есть, пусть и невозможное ныне пред очами.

— То, что сделано в Ичиро, может быть исправлено только там… здесь и нитки подобрать не способны, — и прозвучало это снисходительно. Конечно, слабые глупые женщины разыграли представление, дабы обмануть кого-то многомудрого и опытного, но он, в силу многомудрости, раскрыл наш замысел…

…злость была подобна волнам на воде.

Она лишала рассудок ясности.

— Ичиро рьяно бережет свои тайны, — Кэед не собиралась возражать, но иглу воткнула в кусочек вощеной кожи. — Но… порой случается… всякое.

Она встречает взгляд и отвечает взглядом. Прямым. Спокойным.

— Что же?

— К примеру… дочь старшей вышивальщицы теряет разум от любви… она бежит с Ичиро… может, и вправду, убедив себя, что будет счастлива в месте ином… а может, не желая разделить участь мастериц-вышивальщиц.

— И что в ней страшного?

Он отвернулся от Кэед.

Он протянул руку к дракону, и выражение того неуловимо изменилось…

Гнев?

Ярость?

Он, вышитый шелком на шелке же, перестал быть картинкой, того и гляди раскроет пасть, дабы дыхнуть огнем на наглеца, дерзнувшего оскорбить создательницу недоверием. И хевдир внял предупреждению, руку убрал.

— Может быть, и ничего… прожить всю жизнь в крепости. Выйти замуж за того, на кого укажут… родить дочь или двух, или трех, на сколько хватит магии. Отдать их в учение с юных лет, ибо сила требует огранки… а остатки ее потратить на чудесные ковры. Они потому прекрасны, что мастерицы свивают с нитью свою силу… и песни поют, да… особые… одни обережные, для здоровья или вот… иные, о которых говорить не принято.

Кэед провела пальцами по наметившемуся узору, кажется, это была веточка сливы.

Или не сливы.

Или не веточка даже, но змея, скрытая в зеленых листьях.

— Главное, они сгорают быстро, редко кто переступает порог тридцати пяти лет… моей наставнице было сорок. Она сказала, что дочери ее появились без дара… нет, они были отменными вышивальщицами, лучшими в Хеико, где она устроилась, однако все одно… она учила меня… отчего? Не спрашивайте… и нет, отец мой не знал, иначе вряд ли я оказалась бы здесь.

Мы встретились взглядами.

И я поняла…

…нет, ее не выдали бы замуж. Кто выпустит этакое сокровище… и странно, что она заговорила именно сейчас или…

…у нее не осталось ничего, кроме собственных умений.

А кто еще способен оценить их, как не тьеринг?

— Я способна создать сонный узор. Его вышивают на младенческих подушках, чтобы ребенок спал… — она провела ладонью по шелковому лоскуту.

Значит, все-таки не змея.

— И обережный… впрочем, этот только обновить пришлось, заклинание лишь начало осыпаться… проясняющий разум… — Кэед вновь взялась за иглу. — Нужны лишь нити…

— Нити, значит, — хевдир потер подбородок и спросил. — Сколько ты хочешь, женщина?

За ширму?

За Кэед?

За…

— Я не готова пока назвать цену, — я поклонилась, видом своим выражая смирение. — Но если господин проявит толику терпения и…

Он хмыкнул.

И коснулся драконьей морды пальцем. И произнес с упреком, жалуясь будто бы:

— Женщины… бестолковые…

…из покоев Кэед хевдир выходил на цыпочках и, вздохнув, произнес:

— Нам и вправду стоит поговорить о ярмарке…

…а то.

Глава 12

Мудрейший Умару все же счел возможным ответить на мое послание. Написала его я сама, после встречи с хевдиром, которая придала мне добрый заряд злости.

…мудрейший Умару послал слугу, едва ль не столь же древнего, как он сам. И этот белобородый старик, вида самого благообразного, восседал в повозке.

Алый стеганый халат.

Высокая шапка.

Резная трость с навершием в виде птицы. И печаль в очах…

Свиток, перетянутый шнуром. Красная сургучная печать, что рассыпалась при прикосновении и, стало быть, дело не обошлось без магии.

— Собирайтесь, — велел старик, глядя мимо меня. — Мудрейший Умару ждет…

…он милостиво позволил мне прочесть свиток.

Хитросплетенье слов. Вязь символов. И едва ощутимая насмешка, будто он, мудрейший, знал обо мне куда больше, нежели я сама… и не только обо мне.

…слуга проводит.

Вот только потесниться, чтобы и я могла присесть в повозку, он не соизволит, а взять рикху… нет, я была бы не против, однако с другой стороны идти недалеко.

Откуда я знаю?

Не я.

Иоко.

И собиралась я быстро, ибо нехорошо заставлять ждать человека, от которого, возможно, зависит твое будущее. И пусть правила требовали собираться не спеша, составив наряд минимум из пяти шелковых платьев, которые бы сочетались друг с другом, не говоря уже о такой мелочи, как прическа и лицо…

…умывание.

И выщипывание бровей, которые давно следовало бы удалить воском. Плотный крем, выравнивающий кожу. Толстый слой рисовой пудры, который придал бы коже нужную белизну.

Черный лак для зубов.

Беличьи кисти… у меня сохранились остатки прежней роскоши, но думаю, мудрейший Умару как-нибудь перенесет меня в обычном виде. Единственное, что я позволила себе — черную бархатную каплю на щеке, знак вдовства и глубокой сердечной печали…

…моя безымянная девочка — имя она себе так и не придумала — споро собрала волосы в гладкий узел, который перетянула простым шнурком. И кимоно подала темное, лишенное всяких украшений.